Римский медальон - Джузеппе Д`Агата

Синьора Джаннелли в длинном бархатном халате, накинутом поверх ночной сорочки, сидела перед зеркалом и, казалось, не замечала, что за ней наблюдают. Продолжая напевать, она расчесывала свои длинные черные волосы.

Комната была освещена только большим торшером у кровати. На стене висел гобелен со сценой королевской охоты.

Вдруг синьора Джаннелли прервала пение и, не оборачиваясь, произнесла:

— Входите же, профессор. Кажется, вы хотите что-то спросить у меня. — Она повернулась к Эдварду с загадочной улыбкой. — А приоткрытая дверь намекает на ответы, не так ли?

Он вошел в комнату и закрыл за собой дверь.

— Медиум, — решительно заговорил Эдвард. — Этим медиумом была Лючия, девушка, которую, если вам верить, вы не знаете.

Черные глаза женщины сверкнули.

— Но я и в самом деле не знаю, кто был медиумом. И никогда не посмела бы выяснять это. Я ни разу не видела ее без покрывала на лице. — Синьора Джаннелли тряхнула головой, и черные волосы взлетели у нее за спиной.

В этот момент зазвонил телефон. Джаннелли посмотрела на аппарат, но не двинулась с места. Видно было, что она испугалась. Телефон продолжал звонить. Эдвард не сдержался:

— В чем дело? Почему вы не отвечаете? Чего боитесь?

Джаннелли подошла к аппарату и сняла трубку:

— Алло…

Неожиданно Эдвард зажал ей рот рукой, вырвал трубку и стал слушать, что говорят на том конце провода.

Потом отпустил Джаннелли, и та рухнула на кровать. Не извиняясь, он бросил уже от двери:

— Кто-то искал синьора Салливана. И сообщил, что полковник Тальяферри скончался.

Сквозь светлые шторы в комнату проникал рассеянный солнечный свет. Воскресный благовест, плывущий над Римом, вплетался в разговор. Джулиана, племянница полковника, сидела за столом перед Эдвардом. В траурной одежде она казалась еще бледнее. Наконец последние звуки перезвона погасли за окнами.

— Уверяю вас, профессор, абсолютно ничего таинственного в его смерти нет. Это ужасный удар для меня, но, признаюсь, его следовало ожидать. Уже много лет жизнь дяди висела на волоске и могла оборваться в любую минуту.

Эдвард избегал ее взгляда.

— Это вы обнаружили его?

— Консьержка. У нее есть ключ от квартиры, она приходила сюда убирать. Дядя лежал на полу возле книжного шкафа. Она сразу же вызвала врача, и его отвезли в больницу. Сначала казалось, что еще есть надежда, а потом вдруг…

Девушка замолчала, и еще громче стало слышно тиканье старинных часов. Словно стучали десятки маленьких сердечек.

— Я не знаю, чем вам помочь, — снова заговорила Джулиана. — А тот ключ… Я даже понятия не имела, что он существует. Дядя хранил его при себе. Он сказал незадолго перед смертью, что этот ключ предназначен для вас, что вы непременно вернетесь сюда, и он будет рад вас видеть. Поэтому я и позвонила вам в гостиницу.

— В котором часу он скончался?

— Около полуночи.

«Во время спиритического сеанса», — подумал Эдвард и, подойдя к небольшому столику, принялся рассматривать часы.

— Его часы… Я обещал ему, что вернусь полюбоваться ими. Тогда он обиделся на мое невнимание и был прав. Часы действительно редкой красоты. И все старинные…

— Для дяди его часы были чем-то гораздо большим, чем просто увлечением. Это было фатальным наваждением. — Эдвард вздрогнул. Джулиана продолжала: — Он верил: если хотя бы одни из этих часов остановятся, то перестанет биться и его сердце, а теперь… Часы идут, словно какая-то частица его все еще продолжает жить… пока не кончится завод.

Эдвард подошел к книжному шкафу. На полках возле книг тоже повсюду лежали часы. Но его внимание привлекли самые старые, в массивной золотой оправе. Он осторожно взял их в руки.

— Это самые ценные часы в его коллекции, — заметила Джулиана. — Восемнадцатый век. Исключительная редкость.

Эдвард нажал на кнопку. Верхняя крышка поднялась. Эмалевый циферблат украшали римские цифры. Золотые резные стрелки стояли на одном месте. Тиканья слышно не было.

— Я понял, почему умер ваш дядя, — сказал Эдвард, протягивая Джулиане часы. — Они остановились.

— Верно, но тогда…

Эдвард улыбнулся:

— Нет-нет, мистика, я думаю, здесь ни при чем. Скорее — самовнушение. Он верил, что его жизнь каким-то мистическим образом связана с этими часами. И вдруг обнаружил, что они остановились. Тогда у него случился сердечный приступ. Можно сказать, что он умер от испуга.

И тут вдруг Эдварда словно осенило. Он взял часы из рук Джулианы и перевернул их. На внешней стороне нижней крышки он увидел то, что и ожидал увидеть, — вензель «И. Б.».

Две сплетенные буквы, точно такие же, как на медальоне Лючии.

— Это инициалы Иларио Брандани, — пояснила Джулиана, — лучшего ювелира восемнадцатого века.

Эдвард еще раз нажал кнопку. Теперь поднялась нижняя крышка. На ее внутренней стороне была выгравирована сова, и под нею стояло: «Сант Онорио».

12

Машина Эдварда выехала на маленькую уютную площадь, укрытую в глубине старого квартала. О существовании таких уголков знают обычно только старожилы. Эдвард притормозил у стены, поросшей плющом до самого верха. По другую сторону площади, почти скрытая от глаз старой разросшейся смоковницей, стояла скромная средневековая церковь с невысокой колокольней в позднеготическом стиле.

К железной ограде была прикреплена табличка: «Сант Онорио аль Монте». Потянув на себя тяжелое кольцо, Эдвард вошел в тишину и сумрак церкви.

Немногочисленные прихожане уже разошлись после службы. Только молодой священник, круглолицый, с румянцем во всю щеку, быстро преклонил колени у алтаря. Затем он поднялся и заметил вошедшего.

— Приветствую вас, святой отец, — негромко поздоровался Эдвард и, достав из кармана блокнот, огляделся по сторонам.

— Рад видеть вас. — Судя по манере выговаривать слова, падре был венецианцем. Проследив за взглядом Эдварда, он продолжил с воодушевлением: — К сожалению, сюда не часто заглядывают туристы. Верите ли, я без конца повторяю его святейшеству, что нужно что-то предпринять. Столько Божьей благодати у нас, и никто не видит ее! Только редкие знатоки приходят сюда, ученые вроде вас… Вы, похоже, изучаете историю искусств? — Падре с уважением посмотрел на блокнот Эдварда.

— Нет… Историю английской литературы. — Заметив удивление на лице своего восторженного гида, Эдвард поспешил добавить: — Но в Рим я приехал, чтобы провести исследование, касающееся именно итальянского искусства. Скажите, святой отец, нет ли в этой церкви какого-нибудь изделия Иларио Брандани?

— Иларио Брандани? — Священник покачал головой. — Никогда не слышал. А кто это?

— Ювелир середины восемнадцатого века.

— Середины восемнадцатого века…

— Я подумал, может быть, здесь есть что-то связанное с ним. В одном доме я видел часы, на крышке которых выгравировано название вашей церкви.

— Любопытно… Подождите… Дайте вспомнить… Нет-нет, что касается гравировки… У нас есть только дохристианская чаша, но она украшена росписью, и есть миниатюрная Библия четырнадцатого века. Они хранятся в ризнице. — Священник перевел дыхание и продолжал: — В ризнице у нас есть истинные сокровища. Подлинные болгарские иконы… Один бронзовый канделябр — просто чудо… Рукописи всех сочинений композитора Бальдассаре Витали… Была статуя одного святого с серебряными накладками… но ее, видите ли, увез Наполеон, да так и не вернул… — Он посмотрел на Эдварда, быстро записывающего за ним. — Что вы делаете? Эх, да тут до ночи можно писать, потому что церковь наша — настоящее чудо… А это вы видели?

Они остановились возле холста с изображением какой-то великомученицы.

— Святая великомученица Улива, работа голландского художника, — объяснил священник. — Это копия, но, уверяю вас, она гораздо лучше оригинала. А вы как считаете?

Эдвард улыбнулся наивности молодого падре:

— Не знаю. Я не видел оригинала.

— Эта лучше, уверяю вас, гораздо лучше. Пойдемте, пойдемте в ризницу, посмотрите…

— Охотно… А не скажете ли вы мне… Я ищу сведения об одном римском художнике прошлого века — Марко Тальяферри…

Возведя глаза к сводам церкви и секунду посоображав, священник ответил с прежним воодушевлением:

— Нет, у нас ничего нет из работ Тальяферри.

— Он пейзажист. Писал виды Рима…

— Виды Рима… У нас есть панорама Венеции. Работа одного из учеников Тициана. Жаль, что не закончена, а то это была бы прекрасная картина. Вот сюда… Я проведу вас.

Они вошли в узкий коридор, ведущий к ризнице.

— Боюсь, что злоупотребляю вашим временем, — извинился Эдвард.

— Нет, что вы, нисколько… Я рад, что могу показать вам ризницу. Жаль, что нет ничего из работ тех двух мастеров, о которых вы говорили. Но не важно, тут у нас хранятся подлинные сокровища! Пойдемте, пойдемте…